— Я четыре созыва отработал. Но совсем от нее не отдалился до сих пор: довольно тесно общаюсь по финансовым законопроектам. Мы рады, что многие депутаты и работники аппарата Госдумы — клиенты ВТБ 24.

— В последнее время считается, что Госдума теряет свою значимость, а заявление «Госдума не место для дискуссий» и вовсе девальвировало роль парламента. Не считаете так?

— Сравнение, конечно, будет не в пользу сегодняшней Думы. Но это вопрос к государственной власти. Я парламент СССР и России наблюдаю с 1989 г., когда впервые аспирантом пришел в Верховный совет СССР, именно в бюджетный комитет. В 1993 г., когда я уже стал депутатом, выборы прошли сразу после расстрела Белого дома. Тогда политическая ситуация вытолкнула в парламент огромное число ярких людей, профессионалов: Починка, Воронина, Зюганова, Жукова, Бориса Федорова, других. Это были политически яркие люди, многие известны до сих пор. Тогда Дума обладала сильными полномочиями.

Сейчас-де-факто центр принятия решений окончательно сместился из парламента в правительство. На мой взгляд, парламент сейчас работает менее эффективно. Не с точки зрения количества законов, принятых за единицу времени, а с точки зрения качества принятия ключевых законов, с точки зрения представления интересов основных социальных групп. Сейчас нельзя сказать, что центр принятия решений по пенсионной реформе находится в Думе, а в 1994 г. он сто процентов находился бы там.

Все это ведет к падению престижа и реальной функции парламента. Для страны это плохо. Депутаты первых созывов тщательно выстраивали парламентские процедуры, и наблюдать, как за несколько созывов их полностью разрушили, достаточно грустно. Не только для меня, думаю, но и для других ветеранов парламентского движения.

— Что нужно сделать, чтобы вернуть жизнь в парламент?

— Вернуть парламенту главную роль в утверждении бюджета страны. Институт парламентского расследования. Публичного. Во-вторых, я считаю, стране явно нужен реальный федерализм. То есть губернаторам должны быть делегированы полномочия. Но и ответственность за состояние дел в регионе. И не на словах. Распределение налогов должно быть сдвинуто в пользу регионов больше, чем сейчас. Есть 100% собираемых налогов. Они распределяются между федеральным бюджетом и региональными. До 1997 г. в пользу Федерации распределяли не более 40–45%, остальное — в пользу регионов. Это рождало слабость федеральной власти. Был момент, когда ситуация изменилась до наоборот. Это перебор. Грань здесь тонкая, и надо хотя бы на 3–5% сдвинуть ее обратно в пользу регионов. У регионов появится дополнительный финансовый ресурс и, соответственно, ответственность за него перед населением. Многие вопросы, не поднимаясь на федеральный уровень, будут решаться на местах.
Сегодня политическая система построена на других принципах. И она, я считаю, гораздо менее устойчива, чем система с распределенными полномочиями и распределенной ответственностью. Но нынешнее руководство страны придерживается иного мнения, поэтому и речи об изменениях нет.

— Может, события декабря 2011 г. заставили власть взглянуть на ситуацию по-новому?

— Не думаю, что представления с годами меняются радикально. В ближайшее время на серьезные изменения в этом направлении я бы не рассчитывал. Были назначены выборы губернаторов, идет реформа Совета Федерации. Но это изменения скорее косметические, они сопровождаются массой фильтров и оговорок. Идея с выборностью мэров легла под сукно. Возможно, к изменениям подтолкнет экономическая ситуация, когда всем станет очевидно: нельзя все проблемы решать из Москвы.

— Верите ли вы в возможность появления новой либеральной силы?

— Если на базе старых политических сил, то не верю. В каком-то смысле политика чем-то близка к банковской деятельности, потребительскому рынку. Там есть продажа идеи в определенной упаковке — идеология, личности, бренды. И если бренд устойчиво не пользуется потребительским спросом, нужно сделать новый продукт. К примеру, Nokia сейчас устойчиво теряет рынок. Вы верите, что Nokia вдруг изобретет новый продукт, который на горизонте двух-трех лет позволит ей обойти Apple и Samsung? Я нет. У нее внутри нет тех идей, тех лидеров, которые могут ее поднять. Возвращаясь к партиям: если у них старые лидеры, без новой идеологической подпитки, без сильных людей из регионов, то с чего вдруг эта партия может появиться?

— Что думаете о Михаиле Прохорове как о политике?

— У Михаила Дмитриевича был очень хороший результат на президентских выборах. Но действия до них и после не совсем понятны. Таких пауз у политика быть не может. Если ты политик, то не исчезай надолго из политического поля. Политика — работа, требующая постоянных усилий и присутствия.

— Вы сами не хотите вернуться в политику или возглавить, к примеру, ЦБ? К вам с таким вопросом не обращались?

— Не обращались. У меня контракт до середины 2015 г. включительно. Плюс ряд задач, которые надо решить. И это не только «ВТБ 24».

— В российской экономике так же грустно, как и в парламенте?

— В целом ситуация действительно невеселая. Но, как глава розничного банка, я не могу с грустью констатировать, что прирост розничного кредитного портфеля в 2012 г. у нас будет более 40%, а прирост чистой прибыли — 25–27%.

— А где именно грустно?

— Думаю, ситуация лучше, чем представляет нам экспертное сообщество. Но невеселая. Для России темп роста экономики в 3–3,5%, предполагаемые на этот и следующий год, — очень мало. Этого недостаточно, чтобы проводить серьезные структурные реформы. Особенно в ситуации, когда власть явно боится обидеть какую-нибудь социальную группу. Невозможно всякий раз решать проблемы путем дополнительного кусочка пирога. А обеспечить рост доходов населения при таких темпах роста будет трудно.

— То есть вы довольны, что вашим основным клиентам будет хуже?

— Доходы населения будут расти и дальше. Сейчас у правительства своей программы нет, и все сводится к выполнению майских указов президента. Они становятся ориентирами для экономической политики. А Путин четко требует: доходы учителей должны быть равны среднему доходу в регионе — и требует этого от губернаторов. Я с огромным уважением отношусь к труду учителя или врача, но это ведет к тому, что доходы в частном секторы должны быть подняты еще выше. В результате такой экономической политики Россия станет менее конкурентоспособной.

Растет стоимость труда, а производительность — намного медленнее. У нас и так ряд отраслей на грани конкурентоспособности, а вступление России в ВТО сделает это более явным. Эта политика, загоняющая целые отрасли в неконкурентоспособную сферу, — тупик.

С точки зрения доходов населения… В 2013—2014 гг. они, очевидно, будут расти, потому что частный сектор не может не отреагировать повышением на рост доходов в государственной сфере.

— Вы полагаете, майские указы Владимира Путина выполнимы?

— Любой документ предусматривает трактовки. Некоторые достижимы, некоторые нет. К примеру, представить ставки по ипотеке как инфляция плюс 2,2% я могу с трудом. Да это и не нужно. У нас на способность населения взять ипотеку влияют три фактора. Первый -стоимость квадратного метра жилья, второй — размер первоначального взноса и сумма накоплений у людей и только третий — ставка по кредиту. Поэтому удержание или снижение стоимости квадратного метра — именно тот фактор, который будет влиять на доступность ипотеки — вместе с ростом доходов людей. Ситуация в ипотеке развивается прекрасно: по статистике десяти месяцев в России до четверти сделок с жильем совершаются с помощью ипотеки (в августе было 28%). Об этом еще несколько лет назад мы и мечтать не могли. Средний размер ипотечного кредита на нашем балансе — меньше 1,5 млн руб. Это хорошо, потому что люди с доходом на семью 60 000–70 000 руб. в месяц уже могут ипотеку взять.

— Что вас не устраивает в системе страхования вкладов?

— Не устраивает размер отчислений. Де-факто систему страхования вкладов содержат несколько крупнейших госбанков. Сбербанк, ВТБ 24, Газпромбанк и Россельхозбанк — это 60% взносов в Фонд страхования вкладов. Сама страховка очень высока — 0,1% в квартал, 0,4% за год. В Европе средняя ставка — 0,05%. Крупные банки, по сути, финансируют страховые выплаты за последние два года и не готовы деньгами своих вкладчиков или своей прибылью и дальше оплачивать рискованную политику других игроков.

— Как вы формулируете справедливую систему отчислений в Фонд страхования вкладов?

— Мое личное мнение такое: вдвое уменьшить базовый тариф для всех банков. Вкладчик должен нести часть риска. Пусть ему не возвращаются, к примеру, проценты. Изначально, когда закон о страховании вкладов принимали, так и предполагалось — что 10% вкладчику не возвращаются. Человек должен понимать: к выбору банка нужно подходить ответственно. Не следует рассуждать: «Не важно, в какой банк положить деньги, главное, что у него самая большая реклама и высокие проценты». А потом сидеть и спокойно ждать, что в любом случае государство вернет твой вклад. Я считаю, что воспитание такого подхода — неправильный посыл со стороны государства. А-де-факто вкладчики крупнейших банков это «спокойствие» оплачивают. Позиция Агентства по страхованию вкладов (АСВ) тоже ясна. Они говорят: «Здесь тысячи вкладчиков, они будут ходить за нами, озадачивать, нам с ними работать. Давайте мы всем заплатим, и у нас не будет головной боли, а у государства не будет никакого социального напряжения». Хотя АСВ по закону может не выплачивать некапитализированные проценты уже сейчас.

— А перегрев на рынке розничного кредитования заметен?

— В ЦБ давно заявили, что обеспокоены слишком большим ростом розничного кредитования. Они считают, что 60% роста беззалоговых кредитов за год — это плохо. Я думаю, что в целом ситуация с точки зрения возможности населения кредитоваться не столь тревожна, как кажется ЦБ. Есть еще запас. У Бразилии, например, с середины 2010 г. по середину 2011 г. был период бурного роста объемов розничных кредитов, и банки там схватили слишком большие риски. Сейчас ситуация там вошла в норму, но ряд банков находится в сложном положении. Понятно, что наш ЦБ наблюдает и беспокоится, пытается превентивно на ситуацию повлиять. Рост так или иначе замедлится, потому что многим игрокам не хватит капитала, чтобы поддерживать такие темпы. Да и спрос на кредиты в прошлом и этом году — частично отложенный из-за кризиса 2008—2009 гг.

Если в России инфляция продержится 3–4% хоть пару лет, это в корне изменит поведение хозяйствующих субъектов. Инвестиции вырастут прежде всего.

— А ужесточение не скажется на экономике в целом?

— Сейчас экономика двигается за счет потребительского бума. В том числе за счет банковского кредитования. ЦБ говорит: мы ответственны за инфляцию, поэтому рост денежной массы должен быть 16–17%, а кредитования — не больше 20%. Тогда ЦБ удержит инфляцию. На это в Минэкономразвития отвечают, что если мы сейчас корпоративное и розничное кредитование замедлим, то задушим последний из фактически действующих компонентов роста экономики. Хотя здесь я с ЦБ согласен: если в России инфляция продержится 3–4% хоть пару лет, это в корне изменит поведение хозяйствующих субъектов. Инвестиции вырастут прежде всего. Есть еще один момент. По данным Госкомстата, у нас сейчас приличный рост инвестиций, но непонятно, откуда берется такой прирост. Чистый экспорт не растет, а сокращается. В прошлом году росли запасы, сейчас — инвестиции…

— Вы говорили, что у вас много планов по развитию ВТБ 24.

— Да, сейчас готовится новая розничная стратегия группы ВТБ В будущем году, 1 ноября, ТрансКредитБанк сливается с ВТБ 24. Это сложный проект, а примеров успешных слияний в России было очень мало. Я не могу назвать успешным объединение Импэксбанка и «Райффайзена», «Урса банка» и МДМ. А перевод бизнеса санкт-петербургского Промстройбанка в ВТБ и ВТБ 24 прошел удачно. Правда, и здесь не обошлось без потерь: мы не смогли сохранить порядка 20% из клиентов малого и среднего бизнеса. Хотя в рознице потери были значительно меньше. И, в принципе, выиграли как группа.

— Зачем решили делать отдельный «Лето Банк» по экспресс-кредитованию?

— Это абсолютно рыночное решение. Сейчас внутри группы мы перестраиваем работу с розницей и в этой работе придерживаемся сегментного подхода. Условно разбили все население по доходам на шесть групп. В верхнем сегменте люди с доходом от 250 000 руб. на одного члена семьи в месяц. У ВТБ 24 проникновение по этой группе — 35%, и для них работает наш private banking. К концу года он будет обслуживать 3000 клиентов этого сегмента. Второй сегмент — люди с доходами 80 000–250 000 руб. в месяц. Сейчас ВТБ 24 в основном работает именно с этими верхними сегментами. Причем такой же подход мы выстраиваем в ТКБ и «Банке Москвы».

А в массовом и нижнемассовом сегментах населения проникновение продуктов ВТБ 24 всего 10–12%. Поэтому нам нужно дальше продвигаться в этом направлении. Сейчас в массовом и нижнемассовом сегментах у нас по 3,5 млн клиентов. А мы хотим получить за следующие три года еще 5–7 млн активных клиентов.

Есть еще седьмой сегмент. Те, кто не пользуется никакими банковскими услугами. По нашим оценкам, это около 20 млн человек взрослого населения страны.

Для работы с этими сегментами нужна иная платформа. Для обслуживания массового и нижнемассового сегментов платформа ВТБ 24 слишком дорога. Поэтому Лето-банк будет предоставлять более узкий выбор продуктов: быстро, качественно, эффективно, но с меньшими издержками. Плюс при работе с этим сегментом несколько выше стоимость рисков. Офисы Лето-банка небольшие, 40–80 кв. м, и расположены они будут в пяти шагах от метро. С тремя-четырьмя продуктами: карточка и ссуда наличными (в среднем 50 000–70 000 руб.). Это другой клиентский сегмент, другой продукт. Поэтому у «Лета» свой бренд, свой маркетинг, но клиентская база общая для группы ВТБ в конечном счете.

— Кредитные ставки по рискованным продуктам обычно высокие, у «Лета» они будут сопоставимы с конкурентами?

— Нет, сто процентов будут ниже, чем у конкурентов. Максимальная ставка по кредитам наличными, к примеру, не более 35–36%. А флагманский продукт «Лето Банк» начал продавать по ставке 19,9%.

— Заемщики сейчас стали дисциплинированнее?

— Безусловно. Пик судебных дел у нас пришелся на 2010—2011 гг. Было около 25 000 исков. А в этом году уже 70008000. То есть количество исков, которые ВТБ 24 подает против недобросовестных заемщиков, сократилось в 3 раза. На конец ноября доля просроченного портфеля была 4,77%, а на начало года -6,2%. Мы наблюдаем ее сокращение по многим сегментам. Просрочка в малом бизнесе сократилась до 6,5%. Снижаются абсолютные цифры просрочки по ипотеке и малому бизнесу. По малому бизнесу — из-за продажи плохих портфелей и хорошего качества новых выдач. А в ипотеке работаем со старым кризисным портфелем — забираем квартиры и успешно их продаем.

— За рубежом банки тоже планы по рознице выполняют?

— У нас две зоны розницы за рубежом — СНГ и Западная Европа. В Европе работаем через direct-online. Привлекли уже $3 млрд.

— Порадовались, что и Сбербанк тоже намерен в Европе вклады онлайн принимать?

— Сбербанк часто следует за группой ВТБ во всех успешных ее начинаниях. И в неуспешных, кстати говоря, тоже. (Смеется.)
В Европе средства физлиц обходятся банкам дешевле, чем фондирование бизнеса через облигации. Раньше кредитный портфель европейских «дочек» ВТБ фондировался за счет межбанковских кредитов головного банка, а сейчас европейский субхолдинг обеспечивает пассивами себя сам. Кроме того, европейские банки группы в Вене, Германии, Лондоне и на Кипре оказывают услуги клиентам нашего private banking.

У группы очень хорошие позиции в Армении и Грузии. ВТБ (Армения) даже держит большую долю рынка, чем в России, — около 13%. Это прибыльный банк, у него 86 отделений. В Грузии 21 точка, все абсолютно современные. Относительно своих масштабов эти банки приносят хорошую прибыль группе. Даже ВТБ (Беларусь) приносит прибыль, несмотря на все катаклизмы с девальвацией. На Украине сложнее. Там банковский бизнес находится в сложном положении из-за непростой экономической ситуации.

— Каких результатов ждете от ВТБ 24 в этом году?

— Рост розничного кредитного портфеля — примерно 38%. Быстрее рынка будут расти остатки средств населения — на 20%. В этом году банк почти удвоит портфель кредитов, выданных малому бизнесу. У нас был особый упор на этих клиентов в 2012 г. — подняли планку малого бизнеса до 300 млн руб. годового оборота компании. В начале года портфель был равен примерно 70 млрд, к концу года будет 120 млрд. В стартапы ВТБ 24 пока не инвестирует, но мы ввели новую модель продаж, обновили продуктовый ряд: продаем «бизнес-экспресс» без залогов или с минимальными залогами, сейчас гарантии и документарные продукты для таких предприятий запускаем. Так что малый бизнес для нас, можно сказать, конек этого сезона. С учетом малого бизнеса наш общий портфель вырастет более чем на 40%. И прибыль минимум на 25% будет больше, чем в прошлом году. Что, в принципе, и выделяет ВТБ 24 среди остальных банков в десятке крупнейших.

Ольга Плотонова , Ведомости

Источник:
Банк ВТБ (ОАО)